В четверг, 3 ноября, в Третьяковской галерее на Крымском валу (Крымский вал, дом 10, проезд до станции метро «Парк Культуры» или «Октябрьская») пройдет лекция заведующего отделом Новейших течений ГТГ Кирилла Светлякова для студентов факультета «Арт-менеджмент и галерейный бизнес». Тема: «Современное искусство 1960-х — 2000-х годов». Начало в 19.00. Приглашаются учащиеся группы «А-8». При подготовке к занятию рекомендуем ознакомиться с интервью, которое г-н Светляков дал изданию «Арт Узел» в сентябре 2016 года.

«Если работу выставить в непривычной среде обитания, то она вовсе не раскроется, а может и умереть»

Кирилл Светляков — кандидат искусствоведения, куратор, критик, заведующий Отделом новейших течений Третьяковской галереи. Среди кураторских проектов: «Не игрушки?!» (2009, Государственная Третьяковская галерея), «Заложники пустоты» (2011, Государственная Третьяковская галерея), «Современное искусство: 1960–2000. Перезагрузка» (2016, Государственная Третьяковская галерея).


Александра Рязанова (А.Р.): В чем заключается основная идея «Перезагрузки»?

Кирилл Светляков (К.С.): Основная идея была в том, чтобы посмотреть и переоценить всю коллекцию современного искусства в Третьяковской галерее, после того как в неё влилось собрание Леонида Талочкина. Это была первоначальная идея, но в ходе работы мы поняли, что важно также показать, что эти вещи имеют немного другой статус, нежели традиционное произведение искусства. Здесь мы имеем дело в большей степени с идеями и практиками, чем с материальными артефактами.

Например, многие художники сознательно делали антивещь, которая обладает своими особенными качествами. Были художники, которые дематериализовали вещь, превращая ее в слово, манипулятивный объект или действие. Так происходил процесс очеловечивания искусства. Возможно, поэтому наша экспозиция заканчивается радикальным акционизмом, где важен именно человек, его состояние, отношение к животному или политическому животному.

Наша история показывает процесс очеловечивания искусства. Знаете, мне часто приходится слышать упреки в отношении российского современного искусства. Считается, что оно слишком человечно и нематериально. Мы теперь имеем дело с людьми, но не видим продукты их деятельности. Такое искусство иногда выглядит немного нелепо, потому что не нацелено на производство вещи. Конечно, в советские времена не было индустрии и механизмов производства, но важно, что не было и осознания себя как производителя искусства. Кто-то считал себя артистом, философом, в отличие от американских художников 1960-х, которые предпочитали называть себя art-worker (работник культуры).

У нас и сейчас такого нет — этой индустриализации не произошло. Хотя, вероятно, мы просто пережили это очень рано в 20е годы, и то, что художники в Европе и Америке осваивали в 60х, у нас уже было отыграно и забыто. Получается, что российская модель в чем-то догоняющая, а в чем-то опережающая. Однако, современный зритель чаще всего не подготовлен к тому, что он увидит не вещь, а жизнь.
  

А.Р.: Удалось ли Вам полностью выстроить линию современного российского искусства?

К.С.: Всеобщей линейной истории уже не существует, она имеет много векторов, поэтому сейчас историю принято рассказывать фрагментами. Мы рассказываем эпизоды, но значимые, с учетом того, что коллекция еще будет пополняться. Например, еще не представлен экспрессионизм 60х, Владимир Яковлев, Анатолий Зверев — важнейшие персонажи. Или «Лианозовское сообщество», где много художников . а также поэтов, очень разных.


А.Р.: Данная экспозиция рассказывает о московском искусстве или не только?

К.С.: В основном о московском — это особенность собрания. В Питере Русский музей собирал питерских художников, конкурировать с ним трудно. У нас в коллекции есть Евгений Рухин — ленинградский художник. Так же Тимура Новикова, возможно, покажем ближе к зиме в разделе искусства 1980х годов.


Читать дальше...