Зарубежные спикеры

David Brown

David Brown, Дэвид Браун, основатель и солист американо-испанской indie-группы Brazzaville

Я получил огромное удовольствие от нового для меня опыта – быть приглашенным лектором. Очень порадовала команда RMA: все были участливы и как никто профессиональны. Сами студенты – умные и любознательные ребята, задающие интересные вопросы



В технопарке Digital October прошла встреча слушателей программы «Менеджмент в музыкальном бизнесе и индустрии развлечений» RMA с основателем и солистом американской группы Brazzaville Дэвидом Брауном. Ниже мы приводим наиболее интересные фрагменты состоявшейся беседы.

Дэвид, расскажите, пожалуйста, как начиналась ваша музыкальная карьера?

– О, такие вопросы обычно задают звездам, известным музыкантам. А я не так чтобы очень знаменит. Вот, недавно зашел поесть суши в один бар, слышу – играет радио. О, думаю, это ж моя песня! И так меня это поразило… В общем, настоящие звезды так своим песням не удивляются… А что касается того, как я начинал… Первым моим инструментом был саксофон, я на нем все время тренировался играть. И дотренировался до того, что одна женщина, менеджер кафе Onics в Лос-Анджелесе, позвала нас туда выступить – меня и одного моего приятеля, он на тромбоне играл. Ну, мы и выступили. Помню, я так стеснялся, что почти все время к залу спиной стоял. А расплатилась она с нами едой: просто отвела в ресторан, не очень, надо сказать, хороший, и говорит: «Заказывайте, что хотите». Мы на седьмом небе были от счастья.

А какую роль в вашей судьбе сыграл Beck?

– Ну, он сыграл, конечно… Мы с ним вообще друзья были, вместе выросли в Лос-Анджелесе, да и теперь остаемся… Он раньше стал профессионалом, добился уже кое-какой известности, и все звал меня с собой сыграть на концерте. Я однажды говорю: «Ладно, а друга моего с тромбоном можно взять?» Он согласился. Ну, и мы, короче, сыграли. Это вообще первый случай был, когда я на настоящей большой сцене оказался. Коленки тряслись, лажали страшно, но – как-то доиграли, и Beck говорит: «Ладно, еще пару концертов». А потом как-то раз его менеджер мне звонит: «Собирайся, мы едем в тур», и говорит, на каком углу встречаться надо.

Ну, я собрался и побежал. А там уже автобус стоит – как сейчас помню, такой огромный, блестящий. Дверь открылась, я туда зашел, и все – жизнь моя перевернулась, совсем изменилась. Пошло-поехало: концерты, гастроли, потом свою группу собрал. Первая запись. Первая песня на радио. Помню, когда я ее услышал, так разволновался, что меня чуть инфаркт не хватил. Такое, знаете, было ощущение, что я лежу на рельсах и жду, когда меня поезд переедет. Сейчас, кстати, с каждой новой песней – чувства примерно такие же. Ну, об этом я уже говорил...

Как бы вы сами свою музыку охарактеризовали?

– Я думаю, что я пишу песни, которые позволяют людям чувствовать себя в этом мире менее одинокими. Это, конечно, не мейнстрим. Думаю, что если бы мы играли в 80-е или начале 90-х, шансов на успех у нас практически не было бы: тогда очень важно было иметь контракт со звукозаписывающей компанией, желательно крупной, а компании в большинстве своем стремились всю музыку максимально стандартизировать, загнать ее в какие-то рамки. Сейчас все поменялось: интернет дает практически неограниченные возможности в распространении музыки. И никакие компании, никакие мейджоры артистам теперь по большому счету не нужны.

Вы сами какими инструментами продвижения пользуетесь?

– Ну, у меня есть во-первых, страничка на Facebook – это превосходный инструмент продвижения. И потом я собираю mailing list фанатов нашей группы: на каждом нашем концерте перед входом в зал стоят специальные люди, которые записывают электронные адреса тех, кто пришел – ну, разумеется, если эти люди готовы их оставить. И вот потом по этим адресам мы осуществляем рассылку. Это такая очень точечная вещь: потому что все эти уличные афиши, билборды, это можно сравнить с ковровыми бомбардировками. А тут – снайперская работа: ты обращаешься к людям, которым ты и твое творчество заведомо интересны. Главное тут, конечно, не переборщить. Не надо заваливать их письмами каждый день. Так, раз в месяц-полтора: у нас концерт, у нас пластинка выходит… Кстати, многие из тех, кому мы пишем, нам отвечают. И я им – тоже.

Кстати, по поводу концертов: с какими промоутерами и промоутерскими компаниями вы работаете?

– Я работаю с проверенными, стараюсь, по крайней мере. Потому, что моя любимая история, это когда на концерте удается заработать всем – и нам, и промоутерам. Я всегда очень огорчаюсь, если шоу оказывается финансово неблагополучным. А виноваты в этом очень часто бывают именно промоутеры. Я-то им всегда готов помочь. Говорю: слушай, если тебе нужна какая-то реклама, интервью, радиоэфиры – вот он я. Но бывают такие люди, которые все эти слова мимо ушей пропускают. И тогда происходит вот что: все спонсорские деньги они потратили неизвестно на что, рекламы – никакой, соответственно, о том, что мы концерт играем, никому неизвестно. В общем, они вообще ничего не сделали из того, что должны были. И они же мне потом и говорят: «Слушай, Дэвид, может отменим концерт? А то там в зале никого нету».

Как вы относитесь к музыкальному видео?

– Ну, это самая нелюбимая моя тема. Дело в том, что очень редко какое музыкальное видео мне нравится. А уж мое-то собственное, так вообще ни одно. Самое лучшее, что нам в этом плане удалось, это были несколько роликов, сделанных одним парнем – он просто снимал, как я пою живьем. Вообще у меня по этому поводу нет никаких особенных мыслей, никакого плана, никакой стратегии. Если я что-то и снимаю, то исключительно что захочу и когда захочу.

Россия – одна из стран, где Brazzaville пользуется довольно устойчивой популярностью. А как вы открыли для себя этот рынок?

– Да, это точно. Россия для нас это то место, где мы выступаем довольно часто. Примерно так же часто, как в США, на Украине и еще – в Турции. Я в вашей стране бывал много где, в одном только Владивостоке – три раза. В Калининграде, Новокузнецке, Екатеринбурге… Это такие замечательные, такие странные места! Это тебе не то, что путешествие в какую-нибудь там Голландию: там все понятно, все очень просто и очень скучно. А в России все непредсказуемо, ни в чем нельзя быть уверенным до конца.

Отлично помню концерт в Екатеринбурге: там почему-то на весь немаленький зал оказалось человек пять фанатов Brazzaville, а все остальные – какие-то drunkin’ gopnicks. И вот один из них, он прямо у сцены стоял, мне кричит: «Эй, чувак, ну-ка дай мне гитару!» Я, естественно, не даю, он уже на сцену лезть собирается. И тут я вижу, как к нам сбегаются какие-то парни , здоровые такие, бритые. Ну, думаю, конец, это, наверное, его дружки. Но, слава Богу, оказалось – охрана…

В Москве я люблю играть. Отличная аудитория, одна из моих самых любимых. Но если честно сказать, то самое прикольное место, где мне доводилось выступать, это Ашхабад, Туркмения… Там такие девушки! В России, конечно, тоже очень красивые, но там – просто что-то невероятное! Я думаю, может поэтому они такие и закрытые, что девушек своих берегут.

Нам там говорили, что мы вообще были первой группой, которая к ним приехала со времен Советского Союза, КГБ пугали. Мой друг Артем Троицкий предупреждал: «Не езди туда, если с тобой там что-нибудь случится, я тебе не помогу…» Вот вы, кстати, спрашивали, как я в России оказался, а это благодаря ему, Артему…Он мне как-то раз написал письмо: дескать, слышал твою музыку, очень понравилось, и все такое. Я ему ответил: спасибо, мол, вот тебе еще музыка… Мне тогда, с первого раза, показалось, что он какой-то студент – меломан. А потом мне объяснили, что в России Артем очень крутой, очень влиятельный человек.

Вы много выступаете в России, вы делали каверы на песни русских групп, в том числе «Кино». Откуда у вас вообще этот интерес к нашей стране, к ее музыке, ведь в остальном мире она не очень популярна?

– Мне вообще очень нравится мелодика русской музыки, мне близка ее грусть. Откуда это? У меня дед был с Западной Украины. Бабка моя родилась в Польше, когда та еще входила в состав России. Такая была еврейская старуха, немного не в себе. Бывало, ее задерживали за угон автомобилей. Бывало, отлавливали на военной базе в Калифорнии: она туда ломилась, уверяя всех, что она летчик-истребитель в отставке и ей пенсию не платят. Да, а еще она умела играть на балалайке: может, отсюда все и идет? Я не знаю… Но мне действительно нравится русская музыка и я собираюсь сотрудничать с русскими музыкантами. Вот сейчас планируем записать песню с Олегом Нестеровым, это будет очень красивая песня…

А какие вообще планы на ближайший год?

– Планы довольно обширные. Я хочу в этом году записать пластинку с симфоническим оркестром. И, если все будет хорошо, закончить книгу.

О чем?

– О моей безумной жизни.

Когда вы сочиняете музыку, вы каким инструментом чаще всего пользуетесь? Брайан Мэй рассказывал, что он обычно садится за пианино, хоть это и не его инструмент. Говорит, на гитаре ему трудно придумать что-то новое, слишком велика мышечная память в пальцах, и она ему все время подбрасывает какие-то клише. А как с этим у вас?

– У меня? Да нет, я, конечно, на гитаре сочиняю. Наверное, просто потому, что я не такой великий гитарист, как Брайан Мэй.

Но вы, когда сочиняете, понимаете, что вот эта, например, вещь может стать популярной? Вы как-то прогнозируете успех?

– Да нет, ну что вы! Чтобы такие вещи понимать, надо знать, что сейчас вообще в моде, надо постоянно держать руку на пульсе. А я, честно сказать, понятия не имею, где этот пульс вообще находится. Вы знаете, что я дома слушаю? Старое американское диско. Оно сейчас совсем не популярно. Но мне нравится. А что касается успеха… Я знать не знаю, в чем его секрет. По крайней мере, все мои успехи ко мне приходили тогда, когда я их совсем не ждал. Я думаю, надо просто делать то, что вам нравится, что вы сами любите. И ни в коем случае не зацикливаться на деньгах. Если вся ваша деятельность, любая, будь то музыка или еще что, подчинена единственной цели, заработать побольше денег, будьте уверены – ничего у вас не выйдет.

Вы когда-нибудь задумывались над тем, кем бы вы могли стать, если бы не стали музыкантом?

– Я вам так отвечу: вот, допустим, ты кидаешь камень с горы, он катится, и ты думаешь, что кинь ты его по-другому, он бы другим путем и полетел. А если нет никакого другого пути – вам такое в голову не приходило? В моем случае это точно так. По крайней мере, кроме музыки у меня никогда ничего делать не получалось. Я пробовал. Но кроме расстройств и убытков мне это ничего не приносило.

Хорошо, а в чем тогда вы черпаете вдохновение, когда сочиняете?

– Вдохновение… Разговаривали мы тут о вдохновении с одной скрипачкой, Ася ее зовут. И как-то, знаете, решили, что вещь это потусторонняя. Чтобы оно к тебе пришло, нужно расслабиться. Это как бабочка: она же на тебя не сядет, если ты руками размахиваешь… А в чем его черпать, это вдохновение? Да в чем угодно можно: в путешествиях, в людях, в истории, в утреннем кофе, в аэропортах, в гостиничных номерах, в смене времени, в сбитых биоритмах…

Дэвид, не секрет, что творческие люди подвержены частым переменам в настроении, даже депрессиям. У вас есть какой-то свой, особенный способ борьбы с этими явлениями?

– Знаете, я замечал, что неважно себя чувствую, когда слишком долго, слишком много думаю о себе. И наоборот – значительно лучше, когда думаю о других людях. А когда меня совсем уж клинит, я иду готовить. Или мыть посуду. Или еще что-то в этом духе. Потому, что решить какие-то свои проблемы путем долгого самокопания, это… Ну, я не знаю… Это все равно, как если бы сломанный тостер пытался сам себя починить.

Многие в таких случаях пытаются найти забвение в наркотиках. Вы как к этому относитесь?

– Когда я был подростком, я был наркоманом... Если бы вы знали меня тогда, вы бы удивились, что я дожил до своих нынешних лет… Многие мои друзья умерли… Я вот сейчас это вам рассказываю, а сам думаю, что же мне дальше говорить… Скажу вот что… Я не так давно копался в старых бумагах, разбирал архив. И наткнулся на какие-то тексты, на какую-то музыку, которые я тогда еще сочинял, под наркотой. Ну, вы представить себе не можете, какой это ужасный отстой, какое это дерьмо – самое жалкое дерьмо, какое только представить себе можно. А ведь тогда-то мне казалось, что это – гениально!

Вы счастливы?

– Тут я опять должен начать со слов: «Когда я был подростком…» Да, так вот, когда я был подростком, я очень твердо знал, что нужно для счастья: деньги, слава, девушки, тачки… Но потом я понял, что жизнь коротка и жалко тратить ее на такую фигню. Глупо гордится тем, что у тебя огромная машина и что ты можешь очень много крутых людей послать на... и они пойдут. Так что теперь лично мне для счастья нужно испытывать два чувства: чувство любви к людям и чувство благодарности за то, что мне в этой жизни дано. Ну, в этом-то смысле мне здорово повезло: у меня есть дело, которым мне нравится заниматься. Помните, что Черчилль говорил? Как только ты находишь любимую работу, она перестает быть работой. Это – про меня.

Что бы вы могли посоветовать будущим музыкальным менеджерам?

– Что бы я посоветовал… Я бы посоветовал любить своего артиста и верить в него. Потому, что если вы его сами не любите и в него не верите, как же вы тогда людей убедите в том, что этот артист достоин их внимания? Я думаю, это главное… Найдите этого несчастного, маленького артиста, приведите его к лучшей жизни. И тогда он возьмет вас с собой.