5 ноября у студентов факультета «Арт-менеджмент и галерейный бизнес» состоится выездное занятие в галерее 11.12, которая находится на территории Винзавода (4-ый Сыромятнический переулок 1, строение 6, подъезд 19). Мастер-класс для слушателей проведет основатель и директор галереи Александр Шаров. При подготовке рекомендуем ознакомиться с интервью Александра, которое он дал журналу Teora в сентябре 2015 года.

 

Александр Шаров: за настоящее искусство и против фейка

Искусство, представленное в вашей галерее, разнообразно, но все-таки остается в неких рамках, скажем, в рамках фигуративности. Как вы относитесь к радикальным авангардистским экспериментам XX века и приемлите ли вы любое проявление современного искусства внутри своей галереи?

Вопрос достаточно широкий, и однозначного ответа – «да» или «нет» – найти не получится. Существуют разные галереи. У каждой галереи, если она действительно серьезная, есть некий имидж, представление, характеристика – аутентичность, как сейчас принято говорить. Если вы любите бренд, то вы понимаете, за что вы его любите. То же самое с галереями.

У галереи должно быть свое лицо. Не просто набор произведений искусства – тогда это салон, куда вы приходите, чтобы купить подарок или украсить себе стену. Здесь же вы приходите в определенного рода институцию, которая занимается проектами: мы делаем выставки почти каждый месяц. И не только в галерее, но и на западных площадках участвуем в шоу, и вне стен галереи по России.

В вашем вопросе прозвучало, что прослеживается тенденция или любовь к фигуративности: сейчас этого уже нет. Есть любовь и есть желание показывать живопись, но в различных формах. При том, что нам как галерее не чужды и другие медиа: это и цифровой арт, это и арт-объекты, это и графика, и коллажи – мы все это показываем. Когда мы только пришли, да, у нас был определенный круг художников, из-за которого сложилось мнение, что нам все-таки свойственен фигуратив. Но времена меняются, и мы изменились тоже.

Что касается второй части вопроса, то я, как любой современный человек, который вращается в культуре, достаточно толерантен и приемлю все формы выражения: инсталляции, перформансы, акции, – если они не носят какого-то явно провокационного характера. Я за честность в искусстве, я не показываю фейк. Да, у меня есть достаточно острые вещи, как объекты, так и живопись, но это соответствует нашему времени, это «со-временное». И другое понятие, которое мы можем взять – «modern». Это тоже современное, но оно определяется своим характером.

Например, есть работы Леши Алпатова – это «modern», это тоже написано «сейчас», но оно не несет некой актуальности: это делали и до него, это будут делать и после него. Но в этой нише он мастер. То есть мы говорим о качестве. И, как я считаю, у меня представлены действительно талантливые ребята, мастера своего дела. Нравится или не нравится – это уже другое дело. Мы открыты для этого: можно ругать, критиковать, можно любить – это хорошо. Самое главное, чтобы мы не оставляли людей равнодушными.

Как вы думаете, что движет современными художниками – рефлексия, ретроспективность, какое-то трагическое понимание изменившейся жизни? Есть ли это и насколько это важно?

Без рефлексии нет вообще людей. Это уже будет стадо роботов. Вы же помните свои детские воспоминания? Вопрос в том, как мы с ними обращаемся. Мы можем на этом построить целую выставку, а можем тихо когда-нибудь где-то вспомнить свои ощущения из детства, и об этом никто не узнает. Но это тоже рефлексия. Не было бы воспоминаний – многого бы вообще в вашей жизни не происходило. Происходило бы по-другому. Поэтому, конечно, художник как творческий человек опирается на то, что у него было, и находит в современных объектах, материалах выход всему этому.

Не знаю, хорошо это или плохо, – это судить зрителю. Но то, что там идет отсыл к каким-то, может быть, советским временам, к какому-то прошлому – это нормально. При этом те же ребята делают и вещи, которые смотрят вперед, которые говорят о какой-то сюрреалистичности. Тот же Ринат Волигамси. Вроде бы мы смотрим на его работы, и они нас отсылают к старой эпохе, к советской, но мы понимаем, что этих сюжетов на самом деле нет и быть не может. При этом рефлексия, всплывающее воспоминание – оно налицо, потому что это история. История либо личная, либо вообще история целого государства. Наверное, без этого никак. Это на самом деле интересно. Вы, может быть, не застали эту эпоху, но вы смотрите вот на эти вещи, пытаясь понять, а как же было тогда. Для кого-то ностальгия, а для кого-то интерес.

Филиалы галереи находятся в Аризоне и Сингапуре. Куда планируете развиваться дальше, и какой вектор будет иметь развитие: восток или запад?

В Аризоне мы закрыли галерею еще в первую волну кризиса, в 2010 году. И после этого мы открыли галерею в Сингапуре. Но надо сказать, что с закрытием галереи в Аризоне мы не перестали работать с американским рынком. Мы активизировались в плане участия в шоу. За прошлый год мы участвовали в трех больших ярмарках в Америке, в этом году мы уже два раза были в Нью-Йорке, а третий раз будет в Майами. То есть говорить о том, что мы оставляем рынок в покое не приходится. Хотя мало кто из российских и даже московских галерей может позволить себе в этом участвовать. И нам, на самом деле, было бы тоже очень тяжело, если бы не помощь спонсоров, партнеров, вообще людей, очень любящих искусство. Надо участвовать, надо, чтобы Запад и Азия не забывали, что в России есть культурные ценности не только старые, традиционные, но и современные.

Мы должны себя показывать, мы должны жить, не отрываясь от культурного мира. Иначе мы не можем, иначе «вымывается»: в мире будет создаваться впечатление, что в России ничего не происходит с «contempotary art». Это неправда – происходит. Но как донести? Потому что к нам мало кто приезжает. У нас ярмарок и выставок нет. Сейчас будет «Cosmoscow», это единственная оставшаяся ярмарка современного искусства. К примеру, в той же Америке огромные культурные центры: это и Нью-Йорк, и Чикаго, это и Калифорния, Лос-Анжелес, и Майами, Санта-Фе, Сан-Франциско. Много даже маленьких пригородов, в которых проходят локальные ярмарки современного и несовременного, «modern art», искусства. И создается ощущение, что там кипит культурная жизнь, люди перемещаются с одной ярмарки на другую: событийность колоссальная. Но мы возьмем Москву, наш культурный центр, и скажите, сколько культурных мероприятий проходит в течение года хотя бы в Москве? Вот я назвал «Cosmosocow», ну, наверное, что-то происходит в ЦДК, или ВДНХ отстроенный, или Манеж. Но я говорю про ярмарки, про шоу, про выставки. Локальность событий присутствует, а масштабность – чтобы к нам поехали, чтобы на нас обратили внимание – ее нет. Мы превращаемся в казан вот с такими высокими краями: мы что-то здесь готовим с вами, по запаху, наверное, вкусное, но никто не видит что. Это невозможно ни увидеть, ни попробовать. Нет финансирования, нет сбалансированной культурной программы. А без финансирования совершить прорыв невозможно, это история очень дорогая.

Вы говорили в одном из интервью о предрассудках, связанных с российским искусством, с которыми столкнулись, в частности, на Art Stage в Сингапуре и об удивлении иностранцев, что «это русское». Есть ли до сих пор такие предрассудки за рубежом и где?

Конечно же, есть. Все меняется, и люди по-разному относятся. Вопрос, стоит ли акцентировать на этом внимание. Опять же, от чего это происходит? От отсутствия информированности. Люди подходят и говорят: «А почему Москва и Сингапур?» Не вызывает вопроса, почему Нью-Йорк и Гонконг или Лондон и Пекин, но Москва и Сингапур у людей вызывает бурю эмоций. Это уже частности, но мы же говорим о другом: почему в это еще никто не ввязался? Наверное, оттого что вот этот наш отрезок времени, насыщение 2000-х, он принес обогащение, принес какие-то дивиденды, но дивиденды более осязаемые, недуховные. Мы все равно еще отстаем. Новое поколение мне нравится тем, что оно очень быстро впитывает все новинки: интернет, гаджеты – и точно так же пытается разбираться и рассуждать о современном искусстве, чего не скажешь о поколении более старшем. Они как страусы: как только ты говоришь о современном искусстве, для них проще об этом не говорить, чем выглядеть несведущим. Просто надо начать говорить, и говорить честно о своем мнении. Сказать: «Я не понимаю», – это достаточно смело, но это говорит о том, что человек хочет разобраться и понять, что это такое. А этого не происходит. Лучше голову в песок и все: не слышу, не вижу, ничего никому не скажу. Молодежь более раскрепощенная, открытая, хочет на самом деле понимать, знать, и это очень приятно, очень здорово.

А от кого исходит больший интерес к российскому искусству – от европейцев и американцев или от Азии?

Нет такого, понимаете, «от кого больше». Я вам скажу: ни от кого. Другое дело, что, когда я участвую на американском рынке, конечно, это североамериканцы, когда я в Азии, понятно, что там скапливается вся Азия. И там, и там умные люди, понимающие, чувствующие тонко, одинаково реагируют на хорошие, талантливые работы, если это не фейк. Я не делаю какой-то градации, водораздела, – мне комфортно и там, и там. Просто Америка ближе: они законодатели поп-арта и очень многих современных технологий в мире искусства. Азия здесь не была родоначальником, но они достаточно активно и быстро развиваются и воспринимают современное искусство, просто на свой лад. И надо понимать ментальность Азии, чтобы попасть на их волну. Здесь есть особенность. Вы приходите в китайский ресторан, и вам предлагают выбор: либо вы будете есть обычными приборами, либо палочками. Вам дают выбор, и вы понимаете, куда вы попали. Если специфика есть даже в ресторанах, то что говорить про искусство. Люди жили совсем на другом.

А как пришла идея заняться каким-то проектом именно в этой области?

— Идея пришла совершенно случайно, просто дружил с художниками, общался, и захотелось издать что-то, сделать каталог. Есть реальный бизнес, и я трансформировал это в галерею. Здесь точно такие же принципы работы, как и в другом сегменте. Я смотрю на это как на бизнес-модель. Но при этом я понимаю, что я не могу охватить все: для этого существуют арт-директор, менеджер, сотрудники галереи. За генеральную линию, за развитие галереи отвечаю я, за наполнение и за идею отвечают уже вместе со мной другие люди. Здесь нет границ: ты находишься в эпицентре, общаешься с очень интересными людьми. Это, наверное, стоит того.

Вы рассказывали, что изначально пришла идея напечатать работы Алексея Алпатова, и в первой версии галереи, в «Арт-Квартале» в Барвихе, тоже сначала продавались только его работы. Это было такое сильное личное увлечение его творчеством или Вы поняли, что это будет иметь успех, видели реализовавшуюся теперь перспективу?

Да засосало просто так, что… Знаете историю про чемодан без ручки? Тащить тяжело и бросить жалко. Захватывает очень сильно. Ты понимаешь, что можешь что-то делать, что-то менять.

Расскажите о выборе художников: это, с одной стороны, устоявшийся круг, с другой – вы постоянно находите новых, как, например, Вова Марин несколько лет назад или Алексей Морозов.

Ищу, сами находят, отбираем, смотрим, пробуем… Кто-то от нас уходит, кто-то приходит. Это процесс постоянно меняющийся, но есть основной состав галереи, который дает ту аутентичность и узнаваемость, о которой мы сейчас говорили. Все ребята, чьи имена вы называли, уже, наверное, неотделимы от галереи «11.12». Это уже такой сплав: есть галерея и есть художник. Это и галерее очень выгодно, и художнику: у художника должен быть свой дом, своя такая крыша…

Альма-матер?

Да, понимаете, своя конюшня. Это же очень важно – откуда ты. Мы не осчастливливаем художников, я не могу озолотить кого-то, но я могу как менеджер заниматься пиаром. Могу двигать, толкать, поднимать. Дальше растем мы вместе.

Вы говорили о том, что кто-то уходит. По какой причине и не тяжело ли расставаться?

Конечно, нелегко. Но кто-то вырос и считает, что галерея сейчас по масштабам маленькая, кто-то наоборот говорит, что больше не хочет этим заниматься и будет искать себя в другой стезе. Но в целом состав только расширяется. Мы начинали с двух художников, а сейчас у нас 25 авторов. Да, может быть, мы не всем можем быстро сделать выставку, но мы стараемся цементироваться, работать, дерзать. Вместе мы сила, а по одиночке… Ну да, где-то кто-то что-то сделал, но об этом не услышат. Опять же, мы за настоящее искусство. Мы против вот таких событий [о ситуации с Манежем – прим. ред.], потому что об этом очень легко написать. Это событие для прессы, для телевидения, для того чтобы привлечь внимание. А сколько хороших культурных событий проходит мимо, но о них вообще никто не говорит. Вот это обидно: что об этом никто не пишет. И обиднее всего: напишут, а никто не прочитает. Скучно, обычно – обычная выставка, ну открылась. А вот если бы там что-то произошло…