В музее современного искусства «Эрарта» в Санкт-Петербурге открылась выставка новых работ Оскара Рабина, бывшего до эмиграции интеллектуальным лидером нонконформистского искусства. Рабин почти 40 лет живет в Париже и редко появляется в России, но его картины последних лет, даже если художник пишет Сену или Эйфелеву башню, все еще близки к эстетике московских рабочих окраин 60-х годов, пишет «Лента.ру».

С середины прошлого века и по сегодняшний день — художнику недавно исполнилось 87 лет — Оскар Рабин практически приватизировал несколько мотивов, которые проходят сквозь его живопись в течение десятилетий. Это городской пейзаж с домиками барачного типа, натюрморты с бутылкой водки и селедкой, обрывки газет и всяческие документы. В первую очередь советский паспорт.

Буквально на днях вышла книжка Алека Эпштейна «Художник Оскар Рабин: Запечатленная судьба», автор которой выводит не вполне обыкновенный интерес Рабина к изображению документов из его беспаспортных странствий по послевоенному Союзу. После освобождения Прибалтики от фашистов в 1944 году 16-летний Оскар отправляется из голодной Москвы к своей тетке на хутор под Ригой. В милицию за паспортом он не пошел из робости, а по безденежью поехал без билета. Путешествие вообще без документов через половину страны, где еще недавно проходил фронт, Рабин с ужасом вспоминает посейчас. В Риге его принимают в Академию художеств, но без паспорта не выдают продуктовых карточек. Через некоторое время по блату паспорт ему выправил сам председатель Президиума Верховного Совета ЛатССР, потребовав записаться латышом — по матери. После краткого визита в Москву он возвращается в Ригу, но забывает выписаться в московской милиции. Рабин, уже художник, подделывает печать о выписке, но затем уничтожает паспорт, боясь возмездия.

Оставив наконец Латвию, он поступает в Суриковский институт и живет в Москве три года без карточек, без постоянного жилья, в страхе ареста за нарушение паспортного режима. Каким чудом Рабин получил наконец паспорт в 1950 году, история умалчивает, но когда его (вместе с советским гражданством) отобрали в 1978-м, это изменило всю его жизнь, да и на русское искусство, в котором к тому времени Рабин стал заметной величиной, повлияло изрядно.

Удивительным образом Оскар Рабин — по происхождению еврей, по паспорту латыш, по месту жительства парижанин, по социальной роли диссидент — художником остался советским, потому что за последние полвека ни его манера письма, ни излюбленные предметы изображения практически не изменились. Правда, газету «Правда», не выдержавшую перемен, сменили не менее идеологически выдержанные «Новое русское слово» и «Завтра», но для настоящего художника-реалиста скорбные приметы окружающей действительности не имеют самостоятельной ценности. Никого же не беспокоит, сколько вранья было на картинах передвижников. А Рабина, три года проучившегося в рижской Академии художеств, называли «латышским Репиным». Рабин принадлежит к поставангардному поколению, не ушибленному абстрактным экспрессионизмом.

Он родился в 1928 году, когда русский авангард еще заглядывал за угол эпохи, в «светлое будущее», а исключен из Суриковского института за формализм в 1949-м, когда еще не было принято разоблачать социалистический реализм. Трем принципам этого «научного и самого передового художественного метода» живопись Рабина вполне соответствует. Народность есть, что может быть народнее поллитры в бараках. Конкретность — конкретнее в рамках метода просто некуда. Идейность — конечно, революционным развитием от «Лианозовской Мадонны» или мрачных натюрмортов с селедкой и газетой «Правда» не пахнет, но критиковали Рабина именно за идейную бессмысленность, и советская пресса относилась к художнику как к идейному врагу. «''Произведения'' Рабина вызывают настоящее физическое отвращение, сама тематика их — признак его духовной убогости», — так писали в знаменитом погромном фельетоне «Жрецы помойки №8».

Читать дальше…