Филип Хук: «Сегодня арт-дилер, музей и арт-критик вместе играют в одну игру»
В России побывал Филип Хук — член совета директоров Sotheby’s, автор «Завтрака у Sotheby’s» и «Галереи аферистов», книг о мире современного искусства и роли в нем арт-дилеров. «Афиша Daily» поговорила с ним о существовании абсолютной красоты и причинах бед русского рынка, а также узнала, почему искусство столько стоит.
— До «Завтрака у Sothebyʼs» вы написали пять триллеров и одну книгу об импрессионизме. А теперь последовательно развенчиваете иллюзии арт-рынка. Зачем вы это делаете? Пишете собственную историю искусства?
— Нет-нет, это было бы слишком самонадеянно. В своих книгах я с удовольствием писал об отношении денег и искусства. Старался создать какой-то новый взгляд на эту проблему, это особенно видно в моей последней книге об истории арт-дилерства. Думаю, до недавнего времени мы не понимали, насколько большую роль сыграли дилеры в истории искусства, в том, как оно развивалось, особенно это касается модерна. Роль таких дилеров, как Даниель Анри Канвейлер, только-только начинает осмысляться. Без него история Пикассо была бы совсем другой: он взял под свою опеку Пикассо и Жоржа Брака, заинтересовал в них коллекционера Сергея Щукина. Замечательная коллекция Щукина без его влияния тоже выглядела бы иначе.
— Один из наших великих коллекционеров говорил, что историю искусства определяют коллекционеры — начиная с Медичи. Потому что коллекционеры первичны, а музеи идут потом. Вы считаете, что главнее всех все-таки арт-дилеры? Ведь именно они определяют, что коллекционеры купят в итоге.
— Я думаю, что прежде всего интересно смотреть на отношения художника и коллекционера…
— Они, кстати, похожи на брак?
— Если так, то священник, который часто знакомит их друг с другом, и есть арт-дилер. Я заметил, что арт-дилер может играть разные роли, они зависят от темперамента. Например, Канвейлер был прекрасным толкователем работ Пикассо: он объяснял коллекционерам, что такое кубизм. Каждый арт-дилер работает как двусторонний радиопередатчик, и Канвейлер сперва разговаривал с Пикассо, а потом — с коллекционером. Но после Первой мировой войны у Пикассо появился другой арт-дилер, который больше пытался влиять на художника, объяснял ему, чего хочет заказчик и общество. Он объяснял, что Пикассо должен рисовать немного другие вещи, чтобы хорошо продаваться, и под его влиянием на небольшой период художник стал портретистом, начал заниматься фигуративным искусством. В результате цены на его работы взлетели в четыре раза.
— В послесловии к книге вы говорите о том, что тот, кто контролирует арт-рынок, контролирует историю. А также утверждаете, что все «измы» — порождение в том числе и дилеров: им легче продавать товар, который попадает под определенную категорию. Неужели вы отрицаете ход истории искусства?
— Вы упомянули в прошлом вопросе кое-что очень важное, о чем я говорю не так часто, — музеи. Сегодня арт-дилер, музей и арт-критик вместе играют в одну игру — и музеи принимают в ней намного более активное участие, чем прежде. Работы совсем молодых художников сразу отправляются в музеи — такого в прошлом веке не происходило. Возможно, такие решения совершаются сегодня слишком быстро, и в будущем они будут пересмотрены. Просто мы живем в удивительное время, когда новое и современное стало желанным как никогда.
