«Мы – авангард российского современного искусства» (ВИДЕО)
Коллектив Electroboutique – дуэт художников Аристарха Чернышева и Алексея Шульгина, существующий с 2005 года и в настоящее время представляющий собой узнаваемый и коммерчески успешный бренд российского современного искусства на арт-рынке, в том числе и международном. О плюсах соавторства, капитализме и технологических формах искусства Аристарх и Алексей поговорили со слушателями факультета «Арт-менеджмент и галерейный бизнес» RMA.
О том, как все началось
Аристарх Чернышев: Мы начали сотрудничать в 2003 году. К тому моменту у каждого был свой опыт работы в области видео- и медиа-арта. Нашим первым совместным проектом стали очки Super-i, которые позволяли человеку увидеть мир в форме Ascii art и поиграть с реальность, переключаясь на разные эффекты. Годом позже они были представлены на выставке «Цифровая Россия», организованной Маратом Гельманом в ЦДХ.
Алексей Шульгин: Этот проект имел очень простую цель – показать людям, что то, как мы видим мир в повседневной жизни, совсем не обязательно отражает действительность. Что всегда есть альтернативные взгляды. С другой стороны, эти очки задумывались как искусство развлекательное и нацеленное на продажи. Изначально даже наш сайт – electroboutique.com – представлял собой онлайн-магазин, через который мы собирались продавать искусство, но эта история не пошла.
Еще один рубеж, от которого можно вести отсчет истории нашей группы – появление галереи electroboutique ViewStation на АРТСтрелке – первом арт-кластере, открытом по инициативе Владимира Дубосарского, в то время занимавшегося не только художественной, но и организаторской деятельностью. Этот культурный центр быстро стал комфортным местом для художников, вокруг которого объединилось множество людей. Мы почувствовали движуху и присоединились.
О критике, авангарде и коммерческом искусстве
А. Ч.: После очков было «Медиа Зеркало» (MediaMirror, 2006), которое давало зрителю возможность увидеть себя в иной реальности. По сути, это были те же очки Super-i только наоборот.
Следующим в этом цикле стал проект «Я так вижу!» (The Way I See It, 2007). В нем появился привлекательный момент для коллекционеров и публики, что быстро сделало его суперхитом. Мы отошли от прямоугольной картинки и разработали новый тип скульптуры, объединивший популярное и оптические искусство с элементами клубной культуры. Его отличительная особенность заключалась в возможности постоянного взаимодействия со зрителем: мы призывали посетителей приносить на флэшках свою музыку, закачивать ее в скульптуру и веселиться вместе с нами! Такое искусство, не требующее и не предполагающее никакой критической интерпретации, шло в разрез с мэйнстримом современного российского искусства.
А.Ш.: Когда мы только начинали делать и выставлять свои объекты, критика со стороны художественного сообщества была очень острой, а наше искусство никто не воспринимал всерьез. Причина этого кроется в доминировании традиций концептуализма и текста над визуальной традицией в российском современном искусстве. По сути, мы представляем собой авангардное течение, а всякий авангард всегда воспринимался арт-средой в штыки, хотя именно он довольно часто выводил искусство на качественно новый уровень развития. Попробую объяснить с точки зрения дарвиновской теории. Она доказывает, что у отдельных живых организмов могут развиться мутации, приводящие либо к процветанию в будущем, либо к гибели. То же самое происходит и в искусстве: есть художники-мутанты, идущие по новому пути, который может привести к успеху или стать тупиковой ветвью развития. Мы верим в то, что наше творчество помогает открыть новые инструменты искусства.
В то же время после проекта «Я так вижу!» на нас ополчилось и международное сообщество, в том числе те, кто работал в сфере медиаискусства – у них своя левая философия, базирующаяся на идее открытого кода и распространения бесплатной информации. Работа в этой «антикапиталистической» парадигме подразумевает привязку к институциям и жизнь на гранты, которые, сами по себе, являются благами этого самого капиталистического общества. Таким образом, левое искусство выступает совестью западного общества и на это выделяются деньги. Это важно и нужно, но мы выбрали другой путь и пришли к критическим работам с другой стороны и только тогда, когда смогли себе это позволить.
А. Ч.: Есть и другие поводы для критики. К примеру, вечный вопрос коммерческого и некоммерческого искусства, в котором разобраться очень сложно. Ведь то, как объект выглядит и как он фигурирует в рыночном пространстве, не всегда совпадает. Три года назад нас пригласили на фестиваль медиа-арта в городе Трондхайм (Норвегия). Специально для него мы разработали проект галереи Art that Cares, оформленной под концептуальный магазин. Он был реализован в экологичном стиле, подчеркивающем визуальные и функциональные качества наших арт-объектов. Местные жители, действительно, принимали нашу галерею за магазин. И хотя проект был совершенно некоммерческий, после нескольких интервью и статей, все окончательно убедились, что у нас по всему миру бутики, в которых мы продаем свое искусство. Вот так родился миф!
Кроме того, многие до сих пор считают, что искусство делится «высокое» и «низкое», не обращая никакого внимания на аргументы постмодернизма. Ну и конечно, вера в то, что художник находится вне контекста выставок, открытий и т.д. Что есть только его произведения и скрытые в них художественные смыслы. Мы считаем, что это совсем не так и для художника очень важно фокусироваться на контексте своего творчества.
О преимуществах соавторства
А. Ч.: Коллективное творчество дает возможность делать то, что в одиночку никогда не будешь или не сможешь. Ведь даже если художник работает один, он непременно апеллирует к коллективным наработкам других своих предшественников или коллег. А в результате сотворчества получается принципиально новый продукт, рожденный в процессе обсуждений и договоренностей. Конечно, бывают и конфликты. Но это, скорее, зависит от характера людей, чем от того, что они делают вместе. Это как дружба: когда ты долго общаешься с человеком, узнаешь его хорошо, у вас появляется общий быт – начинают дружить ваши дети, жены и т.д. У нас как раз такая ситуация – границы между бытом и творчеством полностью размыты. Однако на своем опыте мы поняли, что в творческом коллективе должно быть не больше 5 человек. Когда вас двое, вы всегда договоритесь, чем больше человек, тем сложнее решить спорную ситуацию.
А.Ш.: В какой-то момент мне стало просто не интересно работать одному. Возможно, я исчерпал лимит своего индивидуального творчества, а может просто изменились мои амбиции. Ведь основная мотивация работать одному – стать известным художником. Но в одиночку художник, если повезет, может сгенерировать одну-две гениальные идеи и использовать их всю оставшуюся жизнь. Так наступает успех, когда все идет хорошо и больше не надо ничего выдумывать. Этого требует арт-рынок, который построен на узнаваемости, заставляющей художников идти протоптанной тропой. С другой стороны, невозможность поменять курс своего творчества и внести в него нечто новое – маленькая смерть художника.
Мне кажется, что время индивидуального творчества прошло. Художников становится все больше. У каждого из них просто не может быть своего индивидуального высказывания. Поэтому появляются яркие художественные группы – АЕС+Ф, Война, Pussy Riot и др. В конце концов, работать с кем-то всегда веселее и не так страшно. Можно делать что-то новое, искать непроторенные пути – отдуваться-то потом не одному. Кроме того, искусство становиться более технологичным, один человек вряд ли сможет с этим справиться.
О работе с кураторами
А.Ш.: Сотрудничество куратора и художника – это тоже, своего рода, коллективное творчество. По сути, куратор является метахудожником, создающим свое авторское высказывание через работы других людей. В России ситуация сложилась так, что кураторы стали более известны в публичном пространстве, чем художники, с которыми они работают, и это не совсем правильно. Если же говорить про наше искусство – оно не нуждается в интерпретации, а значит и в кураторе.
О преемственности идей и артке
А. Ч.: Во всех наших работах есть преемственность: сначала были очки, которые мы преобразовали в медиа-зеркало. На стыке этих идей получился проект «Я так вижу!». Другой пример: одна из наших первых масштабных работ, сделанная для фестиваля «Архстояние» в 2009 году, – мультимедийная инсталляция «Воздушный Порт». Для этого проекта мы арендовали настоящее огромное табло прилетов и отлетов, которое обычно стоит в аэропортах, и разместили его в лесу среди кустов и деревьев.
А.Ш.: Табло также стало материалом для нашей более поздней работы – интерактивного тотема «Большой Говорящий Крест» (2011), в котором заложены размышления об объектах поклонения будущего и будущем религии, в целом. Из этой же серии проект «Большая Зеленая Голова» (2011), сделанный в форме противогаза с экраном, в котором установлены датчики распознавания тела. Оба объекта технологичны и предполагают взаимодействие со зрителем через ритуальные действия: поклоны, приводящие в движение строчки табло на кресте; или раздевание в случае с противогазом: человек, обнажившийся перед объектом, попадает в рай, а одетый видит себя на фоне разворачивающейся техногенной катастрофы.
А. Ч.: В завершении хотелось бы рассказать о совершенно другом объекте – ARTOMATе, который сейчас выставляется в Мультимедиа Арт Музее. Его уникальность заключается в том, что эта система автоматизированного производства искусства. Используя ее, любой человек может создать свое произведение из микса предложенных объектов и алгоритмов. По сути, это отражает то, что происходит в искусстве сейчас – оно, в большинстве случаев, перестало быть уникальным штучным продуктом. Еще в 2007 году я предложил термин «арток» – легкое искусство, основными приемами в производстве которого являются рекомбинация, совмещение несовместимого, помещение объектов в парадоксальный контекст. Если посмотреть, то такого искусства очень много вокруг нас. Яркие его представители – Дэмиен Херст, Тони Мателли, Эрвин Вурм, Ай Вэйвэй и др. А наш ARTOMAT является генератором этого артка.
А.Ш.: Арток использует понятный язык глобального современного мира. И в этом его сила. Смешно, что после того, как мы рассказали об этом направлении порталу Openspace, все вдруг решили, что все наши работы – арток. А это далеко не так.