«Артгид» продолжает публиковать материалы пилотного исследования Евгении Абрамовой о художественных мастерских в Москве. Первая публикация была посвящена теоретическому контексту, в котором рассматриваются мастерские: их роль в развитии городов, джентрификации и создании «креативных индустрий». Второй материал анализирует ситуацию с мастерскими на «Электрозаводе».

Первая статья исследования о художественных мастерских в Москве посвящена мастерским на «Электрозаводе». Их появление — первая и крупнейшая самоорганизованная инициатива занимающихся современным искусством в Москве начиная с 1990-х годов. Самоорганизованная в том смысле, что художники и кураторы самостоятельно объединились и арендовали помещения для своей деятельности в пространстве, находящемся вне сформировавшейся системы производства искусства. И существует эта самоорганизация уже почти три года — рекордный срок для подобных инициатив.

За это время на «Электрозаводе» было организовано восемь мастерских, три из которых закрылись в декабре 2014 — январе 2015 года, и еще одна — в июне 2015-го. Из четырех оставшихся две работают в публичном режиме — это галерея «Электрозавод» и кураторская мастерская «Треугольник».[1][2]

Для того чтобы понять, что происходит на «Электрозаводе», почему художники и кураторы создали мастерские именно там, как функционируют и почему закрываются эти мастерские, а также выяснить, являются ли эти процессы джентрификацией и идет ли в случае с «Электрозаводом» речь о «художественной модели производства», мы провели качественное исследование, включавшее 16 полуструктурированных интервью с теми, у кого были мастерские в период с ноября 2014 по февраль 2015 года, а также результаты актуальных исследований городского развития Москвы и анализ информации из открытых источников.

В настоящей публикации результаты этой работы структурированы исходя из той роли, которую могут играть художники и кураторы в процессе городского развития, выступая сначала как первооткрыватели, а затем как жертвы (возможной) джентрификации. Поэтому в первой части рассматриваются причины, по которым ими был выбран именно «Электрозавод» как место для мастерских, а во второй — история создания предприятия и его местоположение в городе. Совокупность этих данных позволяет сделать следующий вывод: в ближайшей перспективе не стоит ожидать, что «Электрозавод» будет джентрифицирован «сверху» собственником или/и городскими властями, то есть в соответствии с «художественной моделью производства», как определила этот вариант американский социолог Шарон Зукин. В то же время для возникновения этой модели на «Электрозаводе» складываются определенные предпосылки.

Часть первая
Почему на «Электрозаводе»?

Поиск помещения для мастерской

Для пятнадцати участников исследования пространство на «Электрозаводе» было или является их первой мастерской. В процессе предварительного поиска ими также рассматривались и другие варианты: три художника пытались снять мастерские у Московского союза художников, но «ничего не вышло»; двое вели переговоры с ЦТИ «Фабрика», но там «не было подходящих помещений», несмотря на то что «можно было даже [арендовать] бесплатно»; два куратора рассматривали сотрудничество с ЦСИ «Сокол», но арендная плата там оказалась слишком высока, к тому же в части помещений не было электричества; один художник смотрел помещения на улице Правды, «но там [все было] довольно коммерциализировано».

Объясняя свой выбор «Электрозавода», резиденты приводят несколько причин, которые, по их словам, необходимо рассматривать только в совокупности, и ни одна из них по отдельности не являлась решающей при выборе этого места: это существование сообщества и творческая атмосфера, низкая арендная плата, промышленная эстетика пространства и удаленность/близость к центру города.

Сообщество и творческая атмосфера

Для тех, кто занимается производством современного искусства и пришел на «Электрозавод» в 2012 году, сообщество составляли работники так называемых креативных индустрий: дизайнерских и архитектурных бюро, фотоателье, типографий. Для новых резидентов это была «полумифическая территория», «место паломничества», «хипстерское гетто, [где были] свои закрытые тусовки». По словам одной из кураторов, она была на «Электрозаводе» и подумала: «Какое же офигенное место, была бы просто мечта иметь [там] свое собственное пространство. Здесь действительно ощущение, что ты находишься в каком-то альтернативном творческом кластере… Конечно, это не “Винзавод”, куда все приходят и знают более или менее, что там будет: качество выставок, все такое. Здесь не так, здесь чувствуется какая-то жизнь».

Одна из художниц говорит, что в 2012 году это место было «убитое, но энергетически очень уютное, какой-то дух свободы, неангажированности, какой-то легкости. Это очень привлекло, потому что все другие индустриальные пространства уже довольно распиарены, у них уже есть какой-то бэкграунд, шлейф, который так или иначе накладывает отпечаток на саму атмосферу. Здесь такого бэкграунда не было до нас. Это было чисто заводское пространство, в котором тусовались люди, занимались своей художественной практикой. Это и привлекло — большое светлое пространство, и ты сразу почувствовал себя, ну, не хозяином, что ли, а человеком, который может повлиять на судьбу этого пространства, который может его как-то изменить». 

Что касается перспектив «Электрозавода» как площадки для развития современного искусства, то, по мнению одного из художников, «Москва настолько погрязла в ненависти и проблемах, что минимальное количество самоорганизованных людей тут же вызывает интерес. Хотя относительно общей площади мощностей они вообще вне контекста. То есть для “Электрозавода” это капля в море, а для московского комьюнити это, по-моему, единственное, что имеет смысл из происходящего сейчас».

Более того, по мнению одного из кураторов, «“Электрозавод” — это место, где независимое андерграундное искусство будет производиться интенсивнее всего ближайшие годы в России».

Однако для тех, кто был вынужден закрыть мастерские, «Электрозавод» стал «разочарованием года». Так, по словам одного из художников, когда он въезжал в 2012 году «на шестой этаж, там было большое количество людей творческих профессий, какие-то вечеринки у них происходили, ребята катались на скейтах. Но я наблюдал, как за два года гайки закручивались, при этом ощущение контроля, охрана, не очень удобный режим, там после одиннадцати [вечера] трудно зайти, кого-то вписать и так далее. Все это вызывало напряжение». 

Читать далее…