Знаменитый режиссер и хореограф Павел Брюн откровенно рассказал студентам факультета «Менеджмент в музыкальном бизнесе и индустрии развлечений» RMA обо всем, что случилось с ним за последние сорок лет.

Пришел Павел Брюн, знаменитый режиссер и хореограф. Должен был вроде как лекцию прочитать. А получилось, что три часа, если не больше, рассказывал про собственную жизнь. Про то, как начинал у Мацкявичюса в Театре пластической драмы, про работу с «Арсеналом» Козлова, про сотрудничество с Гнеушевым, про 11 лет абсолютного счастья в Cirque Du Soleil, про то, как ставил в Лас-Вегасе шоу Селин Дион, про много чего еще. Я всю эту историю записал, грех было не записать. Теперь вот делюсь ею с вами. Но не сразу всей, уж больно она длинная, а — частями. Сегодня — часть первая.

Начало начал. Театр пластической драмы Гедрюса Мацкявичюса (1972–1981)

«Я теперь понимаю, что по большому счету всем, что я умею, всем, что у меня получилось в жизни сделать, я обязан именно Гедрюсу Мацкявичюсу, выдающемуся театральному режиссеру, и его Театру пластической драмы. Я пришел туда в 72-м году, мне тогда было 15 лет, я еще учился в школе.

Что это был за Театр? Ну, первоначально в нем собрались всего семь человек, и все это были артисты — мимы, которых перестало устраивать пребывание в рамках традиционного жанра.

В общем, это был один большой эксперимент, это было совершенно выдающееся новаторство, во многом основанное на импровизации, впрочем, не нарушавшей общих театральных схем. И все это придумывал, двигал, развивал Мацкявичюс — в своей области он безусловно был величиной мирового уровня. Может быть, даже величиной номер один. Так что, повторюсь, то, чему я у него научился, работая в его Театре, легло в основу всей моей профессиональной карьеры.

За то время, что я там провел, мы сделали много спектаклей, каждый из которых для своего времени был событием. „Преодоление“, „Красный конь“. Наконец, мы сделали „Звезду и Смерть Хоакина Мурьеты“ по поэме Пабло Неруды: теперь у всех эта вещь ассоциируется с постановкой Ленкома, но тогда, в, 74-м, мы опередили их с премьерой на три недели. И наш спектакль очень отличался от того, что сделали они — и, в частности, по музыке. У них был Рыбников, у нас — настоящая латиноамериканская этника в сочетании с классикой и даже архаическим джазом».

Работа с «Арсеналом» Алексея Козлова. Соединение живой современной экспериментальной музыки с брейк-дансом. Учеба в ГИТИСе (1981–1988)

«В Театре пластической драмы я проработал до 1981 года. Если коротко, то ушел потому, что то, что десять лет назад было авангардом, теперь превратилось в мэйн стрим, а мне хотелось двигаться дальше.

Еще в 1974-75-м годах я пошел учиться в Цирковое училище, а позднее — и в ГИТИС. А попутно еще вспомнил о том, что в детстве меня учили музыке, о том, что в свое время строгая бабушка буквально привязывала меня к пианино, а кроме того, я освоил классическую гитару — по признанию многих, неплохо. И вот, вспомнив об этом, я пришел к Алексею Козлову — мы с ним были знакомы давно, он еще с моими родителями учился в архитектурном — и предложил ему сделать такую программу, в которой бы музыка сочеталась с хореографией, в частности, с новомодным тогда брейк-дансом. Ну, проще говоря, я предложил ему: „Давай я научу твоих музыкантов необычно вести себя, необычно двигаться на сцене“. А он согласился, он вообще человек, склонный ко всяким экспериментам.

А это было такое время, когда поп-музыканты как раз начали увлекаться хореографией, сценическим движением. Появились Madness, появились Bad Manners, Culture Club с Бой Джорджем. Про Майкла Джексона я уж и не говорю. И вот мы тоже постарались сделать что-то такое в духе времени.

В „Арсенале“ всегда был очень сильный состав, там играли многие известные музыканты — басист Валя Лезов, он сейчас у Газманова в группе работает, гитаристы Витя Зинчук, Иван Смирнов, долго можно перечислять…

И в итоге у нас получилась программа, в первом отделении которой „Арсенал“ исполнял такую просветленную музыку в духе Mahavishnu Orchestra — я там на гитаре тоже подыгрывал.

А во втором отделении начиналось полное сумасшествие. На сцене, как сейчас помню, мы появлялись, проходя через весь зал. И пока шли, играли Оb-La-Di Ob-La-Da. Но — в миноре. Отрывки записей той программы сейчас можно увидеть на YouTube, наберите „Арсенал брейк“ или „Арсенал металлолом“, и смотрите.

В общем, всем этим я прозанимался восемь лет, с 81-го по 88-й. А потом случилась примерно та же история, что и с Театром пластической драмы. Я почувствовал, что мы начинаем топтаться на месте, увидел, что тот же брейк-данс перестал быть каким-то откровением, что люди, исполняющие его на Арбате, делают это уже намного лучше нас. И снова ушел. На этот раз, в цирк».

Сотрудничество с Валентином Гнеушевым. «Экспериментальная мастерская по созданию цирковых номеров, аттракционов и программ». Судьбоносное знакомство с Ги Лалиберте (1988 — 1991)

«Гнеушев — выдающийся цирковой режиссер и хореограф. И я горжусь тем, что мне довелось с ним работать. Кстати, знакомство наше идет все оттуда же, из Театра пластической драмы, он там тоже в 70-е начинал, актером. А уже в конце 80-х, точнее в 88-м, мы с ним собрали такую „Экспериментальную мастерскую по созданию цирковых номеров, аттракционов и программ“ . И за три года поставили 17 номеров, которые — я не боюсь показаться нескромным — и по сей день в определенном смысле определяют тенденции развития циркового искусства во всем мире.

„Акробат в колесе“ Константина Муравьева. Один из номеров, созданных в „Экспериментальной мастерской“ уже, правда, после того, как Павел Брюн ее покинул

Эти номера постоянно получали всевозможные призы на конкурсах в Париже, в Монако, в Вероне. Но нам стать свидетелями собственного триумфа ни разу не довелось. Почему? А мы были невыездные. А невыездные мы были потому, что любили почесать языками и не стремились в КПСС.

… Я хорошо помню тот ноябрьский день 1988 года. Было семь утра. Я проводил класс по сценическому движению. Мы вообще всегда занятия начинали в такую рань. Потому, что вот приходит к нам артист, говорит: „Поставьте мне номер“. А мы отвечаем: „Хорошо, подъезжай завтра к семи“. И если он подъехал, значит, он этого и в правду хочет, значит, ему это нужно, значит — будет толк, а если не подъехал — ну, тут тоже все ясно…

Да, так вот. Идет занятие. И вдруг дверь в класс открывается, и в нее просовывается маленький востроносый человечек, с таким крысиным хвостиком — косичкой на затылке, в какой-то очень яркой куртке.

Это был Ги Лалиберте, основатель цирка du Soleil. И эта встреча перевернула всю мою жизнь…»

Продолжение следует…

Петр БРАНТОВ